Пятница, 29 марта 2024

9. Колокола XVI-XVII веков (36 стр. – 45 стр.)

При Иоанне Грозном и сыне его Феодоре литейное искусство в Москве процветало. Было отлито много колоколов не только для Москвы, но и для других городов, между прочим Николаем Немчиновым колокол благовестник в 1000 пудов.

Из русских мастеров этого времени известны: Игнатий 1542, Богдан 1565, Андрей Чохов 1577, Кузмин первый 1581, Семенка Дубинин 1590 г.

Они лили колокола и пушки больших размеров, образцы которых сохранились в Петербургском и Московском арсеналах.

Произведения Чохова отличались тщательною и красивою отделкой. На огромнейшей пушке его работы Дробовике, известной в Москве под именем Царъ-пушки, довольно искусно изображен царь Феодор Иванович на коне в полном царском облачении со скипетром в руке.

Кроме того, его имя находится на древнейших пушках кремлевских; на Дробовике (весом 2400 пуд.), Троиле и Аспиде; первая вылита в 1586, а вторая и третья, называемые пищалями, – в 1590 году.

От царствования Годунова не осталось других образцов литейного искусства, кроме колоколов в Москве и Троицкой Лавре.

С прибытием в Москву 1475 г. Фиоравенти Аристотеля, учрежден был Пушечный двор, где начато литье пушек и колоколов.

«Возвратился посол Толбузин (Толбузин был послан Великим Князем в Венецию для отыскания опытного мастера), — замечает летописец, — и привел с собою мастера Муроля, кой ставил церкви и палаты, Аристотель именем, также и пушечник, он нарочит лити их и бити из них, и колоколы и иное все лити хитр вельми».

Фиоравенти отливал колокола и пушки, чеканил монеты и построил Успенский собор. В XVI столетии уже русские выученики самостоятельно продолжали отливку колоколов.

В это время, по описанию греческого епископа Арсения, русские в литейном искусстве достигли значительного совершенства, они отливали не только из меди, но и из золота и из серебра и при том тонкие художественные вещи.

Этот Арсений «с изумлением видел множество огромных серебряных и золотых сосудов во дворце; одни имели образ зверей: единорога, львов, медведей, оленей; другие – образ птиц: пеликанов, лебедей, фазанов, павлинов, и были столь необыкновенной тяжести, что 12 человек едва могли переносить их с места на место. Сии чудные сосуды делались, вероятно, в Москве, по крайней мере некоторые и самые тяжелые вылиты из серебра ливонского – добычи Иоаннова оружия»1).

Кроме Фиоравенти, венецианцы Павел Дебоше и мастера Петр и Яков, прибывшие в Россию, занимались литейным делом.

Павлом Дебоше в 1482 г. была отлита огромная пищаль, царь-пушка, находящаяся в московском Кремле, но не та, которая теперь слывет под этим именем, – эта вторая, как сказано выше, была вылита в 1586 году Андреем Чоховым, как означено на ней.

В 1490 году, если еще не раньше, великий князь Василий Иванович посылал двух немцев Ивана да Виктора на Печору отыскивать руду, которые и нашли руду на реке Цимле, серебряную и медную в 1491 году, на пространстве десяти верст, за три с половиною тысячи верст от Москвы 2).

Цари Михаил и Алексей обращали особенное внимание на отечественное рудокопство, так как в то время чувствовался большой недостаток металлов.

В делах их царствования упоминаются вызванные из чужих краев рудознатцы, золотознатцы, лозоходцы и рудокопцы.

В 1618-22 годах англичанин Джон Ватер, а в 1626 г. Фрич и Герольд отправлены в Пермь с дворянином Загряжским для отыскивания руд. В 1634 г., когда уже утверждены были некоторые фабрики, устроены мельницы и стеклянные заводы в Москве и ее окрестностях, открыты в Сибири медные рудники, для разработки которых царь выписал из Саксонии рудопромышленников.

В 1636 году гость Надей Светешников отыскал на Каме медную руду. Такие открытия доставили материалы для литья колоколов и пушек 1).

В это время русские литейные мастера начинают вытеснять иностранных, как видно из следующего списка: 1606 года Проня Федоров, 1621 г. Игнатий Максимов, 1622 г. Андрей Данилов и Алексей Якимов, 1626 г. Кондратий Михайлов, 1627 г. Богдан Васильев, 1628 г. Григорий Наумов мастер и Фальк, 1648 г. Петр и Тимофей ученики, 1650 г. Евсей Данилов, Тимофей Воин, Федор Аникин мастер, 1652 г. Емельян Данилов, 1661 г. Андрей Нейгарт, 1665 г. Александр Григорьев, 1668 г. Харитон Иванов мастер, Мартьян Осипов мастер и Яков Дубина или Дубинин ученик, 1672 г. Яким Никифоров, 1673 г. Андрей Якимов и Яким Гаврилов, 1674 г. Пантелей Яковлев, 1679 г. Осип Иванов, Василий и Яков Леонтьевы, Федор Моторин, 1680 г. Евсевий Данилов и пр.

Огромные колокола, удивлявшие иностранцев, вылиты были при царях Михаиле и Алексее: 1622 г. Реут Андреем Чоховым, весом около 2000 пудов, 1654 г. Царь-Колокол в 8000 пуд., после перелитый и повешенный на двух каменных столбах у церкви Рождества Христова в Кремле.

Замечательная по своей величине и красоте медная пушка 1617 г. Царь-Ахиллес была весом в 220 пуд. отлита Андреем Чоховым. При царе Алексее Михайловиче пушечный мастер Мартьян Осипов в 1670 г. вылил Единорог в 779 пуд. и другие мастера – пушки меньшего   калибра 2).

Хотя горное дело получило уже свое начало в Росии в XV веке, однако постановлено на твердом основании Петром I, который послал в разные стороны своего государства мастеров из греков и немцев для отыскания руд и для устройства заводов. В 1701 г. им был учрежден в Москве Рудный приказ, а в 1519 г. вместо него в Петербурге Берг-Коллегия и тогда же издана Берг-привилегия, одно из коренных горных узаконений 1).

В первые годы царствования Петра І-го литейное искусство не было успешным, но с 1701 г. появились замечательные произведения мастеров: Якова Дубинина, Карпа Осипова, Иосифа Балашевича, Логина Жихарева, Ивана Маторина, Семена Леонтьева.

Московские мастера, рассеявшись по России, выучили других своему искусству.

Кроме Пушечного двора в Белом городе, еще был основан в Земляном городе литейный завод Маторина, в приходе Сергия чудотворца в Пушкарях. На этих заводах литы мастерами колокола и пушки.

На этом пушечном дворе производилась неустанная работа своим чередом. Так кроме колоколов выливались пищали, пушки, мортиры, и мастера получали частые награды 2).

В 1717 г. Петр повелел слить для Новоспасского монастыря колокол в 1100 пудов. В это же время Иван Маторин вылил для Троице-Сергиевского монастыря колокол в 4000 пудов и в 1714 г. набатный из старого, почитаемого за Вечевой новгородский.

В 1760 г. Константин Слизов отлил большой Успенский колокол в 3551 пуд 4 фунт.

Указывают, что мысль о представлении света, овладевшая умами Европы, повлияла также на литье колоколов. С того времени размеры их начали увеличиваться, и в XVI веке мы встречаем исполинские для того времени колокола.

Например, в 1530 году архиспископ новгородский Макарий, в память рождения Иоанна IV, соорудил для Софийской церкви колокол в 250 пудов, о котором летописец замечает:

«Что тако николиже не было». В 1582 году литейщик Николай  Фрязин 1) слил в Москве колокол в 500 пудов, а в 1533 году, как было сказано выше, Николаем Немчиновым 2) был слит колокол благовестник в 1000 пудов и поставлен на деревянную колокольню.

Смуты в московском государстве в начале XVII века оставили на некоторое время деятельность литейного искусства, но со вступлением Романовых на Всероссийский престол оно опять возобновилось: тогда уже в России было больше русских, чем иностранных мастеров.

Изготовление колоколов, заимствованное нами из Германии, развилось и окрепло на русской почве, достигнув таких размеров, которое не наблюдается в Западной Европе.

Причину эту надо искать в религиозности нашего народа. Ему сразу пришелся по сердцу могучий звон церковных колоколов, он слышал в этом благовесте великий призыв Неба отречься, хотя на время, от земной суеты и тревоги.

Стройный церковный звон умиротворяющим образом действует на душу. Рассказывают, что Годунов, ссылая царицу Марию Нагих, мать царевича Димитрия, в Белозерский край, предоставил ей право самой выбрать место для жительства.

Плывя вверх по реке Шексне, она услыхала приятный серебристый звон Азарьевой пустыни, отстоящей от Шексны на пространстве трех верст. Этот звон до того понравился ей, что она решила поселиться около этой пустыни.

Когда она была вызвана в Москву, на свидетельство Самозванца, то прислала оттуда большой колокол, приятного серебристого звука 3), с надписью ее имени. В сороковых годах, невежественный церковный староста променял его на медь и слил из нее новый колокол несравненно, конечно, худшего достоинства 4).

Употребление при церквах нескольких колоколов ведется еще изстари.

Так, в Троицкой летописи под 1394 г. написано следующее: «Заложиша Псковичи перси у Крома, стену камену и колокольницю поставиша», что свидетельствует об употреблении нескольких колоколов. С течением времени число колоколов все увеличивали и увеличивали.

В XVI веке в Кремле считалось 35 каменных церквей, а всех в столице более четырехсот, кроме приделов, колоколов же не менее пяти тысяч, так что в среднем приходилось более 12 колоколов на каждую церковь.

Петрей, бывший в Москве при Годунове и после, пишет: «Церквей, монастырей и часовень в городе и за городом будто бы 4500, однако нет ни одной столь большой, как самая малая из немецких церквей; потому то можно за правду принять, что в некоторых церквах еле помещается пять или шесть человек. Однако не найдешь ни одной, где бы не висело по меньшей мере четырех или пяти, а в некоторых даже девяти или двенадцати колоколов, так что, когда они зазвонят все разом, то поднимается такой гул и сотрясение, что друг друга нельзя расслышать».

Архиепископ Арсений Елассонский, говоря о строительстве Бориса Годунова, пишет: «Он же (Борис Годунов) отлил два большие колокола, один для Москвы в патриархию, в который звонят в большие праздники, а другой в монастырь святой Троицы. Подобной величины колоколов и такой красоты нельзя найти в другом царстве во всем мире. Он возобновил и украсил девичий (Новодевичий) монастырь близ Москвы и совершил другие прекрасные дела и украшения».

Кроме Петрея и другие иностранцы, описывая Москву, говорили, что в часы праздничного звона не могли в разговоре слышать друг друга 1).

Принимая во внимание, что Москва в XVI столетии была еще очень невелика по занимаемой площади и не имела высоких зданий, задерживающих звуки, как это наблюдается теперь в больших городах, это указание иностранцев вполне вероятно. Да и колокола в это время достигали уже довольно значительных размеров.

Главный колокол, весом в 1000 пудов, висел на деревянной колокольне среди кремлевской площади. Упомянутый выше Петрей вот что пишет об этом колоколе: «На ружейный выстрел от великокняжеского дворца  на  большой  и  широкой  площади  висит  чрезвычайно  большой колокол, весом в 336 центнеров, вылитый еще при жизни Бориса Годунова, по приказанию этого государя; звонят в него в большие праздники, также когда приезжают из чужих краев послы и бывают допускаемы к Великому Князю» 1).

В Musskow. Reise означен вес этого колокола: 120 Schiffpfund или 33.600 немецких фунтов. Миллер, ссылась на Адама Олеария и Бранда, ошибкою поставил 10.000 пудов вместо 1000 (см. его Versuch einer N. Gesch. V. R. 90) 2).

Далее Петрей говорит, что «при реке Неглинной, протекающей городом, находится Великокняжеская литейная, где льют пушки и колокола 3).

Во времена Самозванца, по словам польского писателя Маскевича, на одной только колокольне Ивана Великого находилось 52 колокола.

Вот, что он пишет про Ивановскую колокольню:

«Прочих церквей считается в Кремле до двадцати, из них церковь Св. Иоанна, находящаяся почти среди замка (Кремля) замечательна по высокой каменной колокольне, с которой далеко видно во все стороны столицы.

На ней 22 больших колокола, в числе их многие не уступают величиною нашему краковскому Сигизмунду, висят в три ряда, одни над другими; меньших же колоколов более тридцати.

Непонятно, как башня может держать на себе такую тяжесть. Только то ей помогает, что звонари не раскачивают колоколов, как у нас, а бьют в них языками, но чтобы размахнуть иной язык, требуется человек восемь или десять.

Недалеко от этой церкви есть колокол, вылитый для одного тщеславия, висит он на деревянной башне, в две сажени вышиною, чтобы тем мог быть виднее; язык его раскачивают двадцать четыре человека.

Незадолго до нашего выхода из Москвы колокол подался немного на литовскую сторону, в чем москвитяне видели добрый знак, и в самом деле вскоре нас выжили из столицы.

«По свидетельству Олеария, сей колокол, вылитый при Борисе Годунове, имел весу 356 центнеров; звонили в него в большие праздники» 1).

Теперь колоколов на колокольне Ивана Великого только 34. Общий вес их свыше 16.000 пудов. Одни из них замечательны древностью, другие красотой формы и отделки, своим звуком и прозванием, как-то: Реут, Лебедь, Медведь, Баран, Полиелейный и Голодарь, названный так потому, что в него звонят в Великий пост 2), воскресный, будничный, праздничный, ясачный, глухой. Некоторые из них имеют свои названия от известной местности: Корсунский, Новгородский, Ростовский, Слободский, Татарин.

Приводим описания иностранцев, посещавших Москву. Все они удивляются обилию колоколов и их громадными размерами.

Барберини, бывший в Москве в 1565 году, говорит: «Церквей невероятное число, иные из них побольше, иные поменьше, каменные и деревянные; нет улицы, где бы не было нескольких, так что в денъ Св. Николая и накануне множество звонивших колоколов были докучны и невыносимы».

Степан Какаш (1602 г.) пишет: «В городе более полутора тысяч церквей и монастырей, две из них построены в замке (Кремле), красивые, с семью прекрасными золотыми главами, стоящими нескольких бочек золота, с прекрасными большими колоколами, далеко превосходящими эрфуртский по величине и звучности».

Посетивший Москву в том же 1602 г. принц Иоанн рассказывает: «Выдавали за правду, будто в замке (Кремле) вместе с монастырем церквей и часовень (Capellen) всего тридцать пять. Некоторые из наиболее чтимых церквей стоят с вызолоченными башнями, высокими и круглыми: во-первых, одна с девятью вызолоченными, большими и малыми, другая – с пятью вызолоченными, и еще некоторые, имеющие вызолоченные башни.

При одной церкви отдельно была высокая прекрасная восьмиугольная башня, выбеленная, наверху вызолоченная, снабженная вокруг сверху до низу пролегами все увешенными большими и малыми колоколами, кои можно было все видеть снаружи.

Неподалеку от нее стояла большая, прочная деревянная башня, но невысокая, где висел прекрасный большой колокол, весом около 120 корабельных фунтов.

В колокол этот звонят, когда царь справляет торжество или празднует особенному святому и идет в церковь, а то и тогда, когда он выезжает в город; когда он принимает в замке чужеземных послов или веселится, звонят тоже в него (вместо литавр и труб) особенным радостным звоном.

В колокола звонят не полным размахом, как в Германии, но или их тихо раскачивают, так что язык легко ударяет в оба края, или же висят они спокойно, а о край ударяют языком за веревки».

Далее, описывая площадь и храм, принц Иоанн говорит: «Здесь же около стоит высокая стена с несколькими арками, где висят двенадцать больших и малых колоколов».

Де-Лемантиньер, описывая Москву, пишет: «Колокола Иерусалимской (церковь Василия Блаженного) церкви самые большие в мире; один из них, говорят, весит тридцать тонн, и когда в него звонят, можно оглохнуть, если стоять близко. Императору доставляет большое удовольствие слушать звон колоколов» 1).

В одной рукописи, писанной на сербском языке, принадлелжащей Белградской народной библиотеке (№ 91), читаем: «Повесть житию од земле Москве; нека се знату двори цара Петра». В этой повести сообщаются удивительные сведения о России, между прочим там находим: «Московы имеют 12000 малых церквей, в которых служат попы и 13000 великих монастырей. Царь Петр имеет свою во имя св. Петра, о восемнадцати позолоченых главах; в нее он ходит молиться со своим двором («господом»). На церкви св. Иоанна находится три золотых купола. Громадный колокол этой церкви имеет восемнадцать сажень ширины и четыре пяди высоты (глубины); когда приходится звонить в него, требуется много людей. Оберегают церковь две тысячи наемников» 2).

Благовест в колокола при разных случаях производился по особому уставу. Москва была средоточием царской и святительской власти, и вещий голос ее колоколов был ей тогда понятен.